Писать о себе одновременно легко и трудно. Легко, потому что по прошествии многих лет есть немало, что вспомнить. Трудно, потому что современный интернет дает необъятную возможность даже вовсе незнакомым людям для всевозможного упоминания имени мало-мальски медийного человека, в том числе в связи с тем, что с ним никогда не было. Отчасти и это стало поводом для небольшой зарисовки.
Первые двадцать лет моей жизни прошли в Тихвинском переулке в районе метро Новослободская. В моей семье, как я понял много позже, жили во многом в соответствии с традицией и в нравственном, и в бытовом смыслах. Мама и папа самим ходом своей жизни были, можно сказать, традиционалистами. Перечислю некоторые из представлений нашего «дома» в Тихвинском переулке. Полное отсутствие культа денег и тяги к роскоши. Неизменная готовность помогать людям. Чрезвычайно ответственное отношение к труду и к каждому конкретному делу. Отрицание поступков, направленных «только в свою утробу» (папины слова). Брезгливое отношение к нетрадиционной ориентации в частной жизни. Главенство мужчины при полном взаимопонимании в доме. Самоотверженная любовь к детям – вплоть до самопожертвования. С этими представлениями, как говорится, я родился.
В детстве я был толстяком, у которого светлые волосы на голове стояли «ежиком». Немало пришлось натерпеться обид от других детей. Но с раннего детства у меня была страсть к футболу и хоккею (стоял на воротах без защитной маски). Помню – в седьмом классе наша команда выиграла в Зуевском парке какое-то городское соревнование по хоккею с шайбой.
Любовь к литературе я унаследовал, наверное, в первую очередь от маминой мамы – бабушки Бети, которая особо жаловала Тургенева и Достоевского. Няня, тетя Паша, крестьянка родом из Юрьева-Польского, прожившая у нас в доме около 60-и лет, рассказывала мне народные сказки и пела забытые лирические песни. Первая публикация (стихотворный перевод из Генриха Гейне) вышла, когда я еще учился в школе, в газете «Международник».
В институте на филфаке «заработал строгач» за распространение религиозно-философских идей, которое в брежневское время было неприемлемо. От исключения спас отец, руководитель республиканского строительного объединения, в прошлом минер-сталинградец. Он пошел к декану и пообещал, если что, дойти до политбюро. «Дело» тут же замяли. Сразу после окончания института папе пришлось меня спасать от травли начальника военной кафедры во время пребывания курсантом на долгосрочных сборах под Ковровом Владимирской области. Сборы завершились 25-километровым марш-броском и присвоением его участникам звания пехотного лейтенанта запаса.
В андроповский 1983-й год после ухода из жизни отца вышел на непродолжительное время на работу в Центральный государственный архив Московской области и очень быстро схлопотал анонимку о том, что якобы похищал архивные документы для продажи за рубеж. Все анонимки в то время рассматривали. Специально созданная (!) по этому вопросу комиссия сделала вывод, что все документы во всех единицах хранения, прошедшие через мои руки, есть в наличии. Естественно, никаких извинений от начальства не последовало. Такие вот эпизоды предшествовали началу моей творческой работы.